Взаимосвязь науки и материального производства

Понять развитие науки в ее тотальности невозможно, рассматривая изолированные области: фи­зику, химию, биологию и т. д.— или анализируя естество­знание отдельно от общественных наук. Такое рассмотре­ние, само по себе отнюдь не бесполезное, дающее большой фактический материал для обобщений, не позволяет, од­нако, выявить общую логику развития науки, ее структуру, внутренние закономерности ее развития, принципы взаимо­действия науки с другими явлениями жизни общества.

Для сущностного рассмотрения науки необходимо пред­ставить ее не просто как некую «систему наук», а как си­стему Науки, как социальный организм, исследование которого по частям столь же мало дает для представления o развитии всего целого, как анатомический анализ жи­вого организма человека — для понимания социальной сущности индивида.

Под понятием «наука» поэтому будут иметься в виду все научные дисциплины, взятые в их органическом един­стве: и общественные, и естественные, и частные, и общие, и технические, и теоретические; причем эта целостность системы науки рассматривается в своем наиболее разви­том виде. Такая развитая система является ключом к по­ниманию всего предшествующего развития науки, подоб­но тому как анатомия человека служит ключом к анато­мии обезьяны.

Но какую же систему представляет собой наука? Одно из очень распространенных заблуждений заключается в том, что науку характеризуют как систему знаний, отож­дествляют с данными теориями, математическими форму­лами, проектами, т. е. с готовым научным знанием. Зна­ние, однако, не есть еще наука, точно так же как человек знающий не есть еще ученый. Как бы много человек ни знал, он ни на йоту не приблизится к «Олимпу науки». Только создавая новое знание, человек приобщается к «миру бессмертных».

Знания — это продукт науки, ее сырой материал, вновь вовлекаемый в научную деятельность, подобно продукту и сырому материалу материального производства. Поэтому знание можно рассматривать как элемент науки, ее часть, как «завершенный производством» готовый результат12, но сводить науку к знанию равносильно отождествлению, скажем, процесса мыловарения с мылом. (Не потому ли, кстати, пускание мыльных пузырей эрудиции не считается признаком подлинной учености уже со времен Гераклита, полагавшего, что «многознание не научает быть умным»?).

Если мы говорим, что наука есть сумма знаний (даже исторически развивающаяся), мы вольно или невольно представляем ее как нечто статичное, готовое, данное. Продукт научной деятельности приобретает форму «зна­ния» тогда, когда то или иное исследование проблемы за­вершено, когда живой процесс исследования угас в своем результате, что совсем не согласуется даже с интуитивно постигаемой сущностью науки, как вековечным «мучением мысли», постоянным поиском, непрекращающимся сра­жением с непознанным.

Существо науки заключается не в познанных уже ис­тинах, а в поиске их, в экспериментально-исследователь­ской деятельности, направленной на познание и использо­вание законов природы и общества. Наука — это не зна­ния сами по себе, а деятельность общества по производству знаний, т. е. научное производство.

С конца 40-х годов нашего столетия и по сей день в пе­чати активно дискутируется вопрос о том, что такое наука, куда ее следует отнести: к базису или к надстройке, к об­щественному сознанию или к общественному бытию, к все­цело идеальным или к материально-техническим, производственным факторам.

Наиболее распространенная точка зрения, нашедшая свое отражение в учебниках, справочниках, энциклопе­диях, заключается в том, что наука является (целиком или преимущественно) формой общественного сознания, системой знаний, элементом духовной культуры, что она входит в надстройку.

Такая точка зрения могла родиться только из представ­ления о науке, как о чем-то статично данном, как о какой- то сумме явлений (сумме знаний), которые можно поло­жить либо на ту, либо на эту полочку. Либо идеальное, либо материальное. Либо базис, либо надстройка. И эта
«полочковая философия» с формально-логической сто­роны безупречна. Она, однако, не выдерживает критики при соотнесении с фактами действительности.

В частности, современная наука, в отличие от научного знания вре­мен древних цивилизаций и средневековья, является экс­ периментальной наукой, а эксперимент никак не втис­нешь в ограниченные рамки «системы знаний». Поэтому некоторые философы «устраняют» эксперимент из науки. Но разве мыслима современная наука без эксперимента, являющегося одной из важнейших форм практической деятельности людей?

Наука без эксперимента — это все равно, что искусство без творчества, симфония без ее ис­ полнения. Мало того, симфония оказывается и без компо­зитора, ибо, ограничивая науку только знаниями, мы включаем из нее ее творцов — ученых. За борт науки вы­брасывается ее исток, ее суть — сам творческий процесс исследовательской деятельности, т. е. процесс производ­ства знаний.

Представление о науке как о знании было унаследовано по традиции от того исторического периода, когда наука еще не была опытной, экспериментальной, а являлась чисто умозрительной, когда она видела свою задачу в идеальном конструировании мира, а не в его преобразовании.

Такое представление является также вполне есте­ственным с точки зрения общества, целиком базирующе­гося на рыночных отношениях: здесь готовый продукт деятельности приобретает ложную важность по отношению к самой этой деятельности, противопоставляется ей как нечто самодовлеющее. Разорванности и антагонизму со­циальной жизни соответствует разорванность представле­ний о ней, в которых практика антагонистична теории, материальное производство — духовному производству.

В действительности современная наука, пронизывая все сферы общественной деятельности, оказывается столь сложным явлением, что никак не может быть ограничена рамками форм общественного сознания. Форму общест­венного сознания научные знания приобретают только то­гда, когда научное исследование завершено, когда его ре­зультаты доказаны и общепризнаны, когда они из лабора­торий и специальных научных изданий перекочевывают на страницы учебников, энциклопедий и хрестоматий. Продукт научной деятельности, став элементом обществен­ного сознания, как правило, вновь вовлекается в сферу научного производства, служит исходным материалом для выработки новых знаний.

Еще меньше оснований для того, чтобы отнести науку только к идеальному в противовес материальному. В. И. Ленин подчеркивал, что противоположение первич­ного и вторичного, материального и идеального имеет смысл только в гносеологическом плане, только в рамках основного вопроса философии.

Перенесение его на другие, не гносеологические проблемы не может дать ничего, кро­ме путаницы. Любая деятельность любого человека вклю­чает в себя как духовные, так и материальные моменты. Стоит только противопоставить их, и живой процесс дея­тельности сразу исчезнет. Даже мышление, если рассматривать его в связи с деятельностью мозга, физиологически обусловленной функционированием всего организма чело­века, не положишь на одну из полочек.

С гносеологических позиций мышление, в том числе и научное, вторично по отношению к общественному бы­ тию, в том числе и материальному производству. Но кон­ кретный анализ взаимоотношения науки (как формы об­ щественной деятельности) и материального производства выводит нас за рамки только гносеологического подхода. Материальное производство включает в себя и иде­ альные моменты: целеполагание, знания, опыт. Точно так же наука не является лишь сферой деятельности «чистого мышления». Мысль ученого выступает в материально во­ площенных формах. Формы опредмечивания научной мысли образуют определенную логическую последователь­ ность, соответствующую в принципе их историческому ге­незису.

Научные идеи воплощаются:

• в языке, в разговорной речи;
• в письменном (словарном) выражении — в запи­сях, конспектах, статьях, книгах;
• в количественно-графическом выражении — в ста­тистических подсчетах, математических формулах, конст­рукторских чертежах, разработках, проектах и т. п.;
• в эксперименте и экспериментальных моделях;
• в технических, технологических, экономических и со­циально-политических преобразованиях.

Разумеется, эта схема весьма приблизительна, и в дей­ствительности дело обстоит гораздо сложнее. В тех или иных конкретных случаях некоторые из выделенных здесь звеньев могут отсутствовать, «срас­таться» в одно звено и т. д. Однако само выделение подобного рода звеньев и выяснение их логиче­ской последовательности и в области научного творче­ства, и в области истории науки представляются правомер­ными и необходимыми.

Помимо того, что наука всегда существует в матери­ально воплощенных формах, она, как отрасль обществен­ной деятельности, как производство знаний, имеет свой материальный объект и свои «орудия производства».

Объ­ектом науки являются природа, общество и мышление, ее орудиями,— во-первых, «инструменты» познающего мыш­ления, так сказать, духовные орудия производства, т. е. методы и приемы познания (анализ, синтез, индукция, дедукция, абстрагирование, восхождение от абстрактного к конкретному и т. п.), а во-вторых, инструменты научных экспериментов, т. е. материальная техника науки (от эле­ментарных лабораторных приборов до синхрофазотрона и оборудования экспериментальных заводов).

Даже сам понятийный аппарат науки с функциональ­ной точки зрения предстает в виде деятельности мышле­ния. Рассматривая понятие не как готовый слепок с дей­ствительности, а как процесс мысленного строения пред­мета, можно вычленить в нем следующие моменты:

• по­нятие как исходный пункт развития мысли, отправной понятийный образ;
• понятие как орудие познания;
• как результат мыслительной деятельности на данном этапе

Между научным знанием и техникой нетрудно обнару­жить известную аналогию. Научные результаты рано или поздно воплощаются в общественной практике, техноло­гических процессах, в новой технике. Если иметь в виду точное знание ведущих естественных наук, то оно высту­пает, как уже говорилось, в виде идеальной формы тех­ники и потенциальной техники, а современная техника — это действенная, практическая форма научного знания, опредмеченная сила знания.

Как техника возникает и развивается путем передачи, опредмечивания в материале природы трудовых функций работающего человека, так и научное знание возникает и развивается путем «опредмечивания» мыслительных функций человеческой деятельности в системы понятий, категорий, законов.

Если понимать науку как исследовательскую, поиско­вую деятельность, то на первый план в ней выступают не уже полученные знания, а метод получения знаний. Знания в сфере науки представляют ценность не сами по себе, а лишь как средство, орудие получения новых зна­ний.

В этом методологическом смысле научные знания — такое же средство в производстве духовном, каким яв­ляется техника в производстве материальном. В этом же смысле наука — искусственно созданный орган человече­ского мозга, искусст­венный орган познания, в то время как техника — искус­ственный орган практической деятельности человека.

Человек использует науку, ее результаты, так же как технику, в качестве средства познания природы. Продукт науки — знания, так же как продукт материального про­изводства — техника, становится орудием дальнейшего познания и преобразования природы. Научные знания pi техника образуют единый инструмент, который общест­венный человек помещает между собой и природой.

Современные технические средства труда, которые че­ловек помещает между собой и предметом труда,— это уже не просто материал природы, преобразованный физи­ческими усилиями человека, это — она ученная техника. Ныне не одна только техника, но и наука в соединении с техникой образуют средства общественного труда, средства покорения и преобразования природы в соответствии с по­требностями общества. Наука вкупе с техникой «получает призвание быть средством производства богатства», сред­ством производства материальных благ.

И наука, и техника имеют один объект: природу. И тех­ника, и научное знание являются орудиями целесообраз­ной человеческой деятельности. И то, и другое могут рассматриваться как органы власти человека над природой.

Если перед техникой ставится задача непосредствен­ного преобразования природы, то наука имеет своей целью, так сказать, мысленное преобразование природы. Техни­ка — это предметно воплощенный и общественно закреп­ленный способ изготовления чего-либо, научное знание — это способ понимания того, как это изготовить.

Техника и наука — два существенных атрибута чело­века, две стороны его творческой деятельности. Если тех­ника является продолжением и усилением человеческих рук, то наука есть продолжение и усиление человеческого мозга. Техника создает, так сказать, здание практическое, наука — здание теоретическое на основе использования од­них и тех же законов и даже одних и тех же, в сущности, методов.

Методам научного труда соответствуют аналогичные методы труда технического: анализу — разборка, демон­таж, синтезу — сборка. В материальном производстве ныне широко применяется и наблюдение, и обобщение, и эксперимент. Более того, целые отрасли науки становятся со временем техническими, производственными отрас­лями: успехи химии породили химическую индустрию, достижения ряда отраслей физики привели к созданию отраслей промышленности, занятых производством элект­роэнергии, атомной энергии, полупроводниковой техники, радиоэлектроники и т. д.

Между трудом научным и техническим существует также известная аналогия. Ученый имеет дело отнюдь не с «чистыми» идеями. Он имеет дело с тем же природным материалом, что и рабочий, занятый непосредственным трудом. Но если рабочий производит операции реальные, практические, то ученый аналогичные операции произво­дит прежде всего мысленно, в идеальной форме.

Создавая, например, новый синтетический материал, ученый-химик сначала мысленно, а затем практически в лабораторных условиях производит все те операции, которые затем бу­дут производить рабочие химического предприятия. Раз­ница здесь только в том, что ученый изготовляет первый образец нового материала, открывает способ его изготов­ления, рабочие же заняты массовым производством той же продукции, они реализуют уже готовый, отработанный способ изготовления изделия.

«Наука,— писал Дж. Бернал,— не предмет чистого мышления, а предмет мышления, постоянно вовлекаемого в практику и постоянно подкрепляемого практикой. Вот почему наука не может изучаться в отрыве от техники» Социологическая теория науки должна непременно анализировать не только самое науку, но и технику, связи и взаимоотношения между ними.
Какова структура системы науки?

Если она пред­ставляет собой «систему знаний», то естественно ее чле­нение по областям знаний (химия, физика, биология и т. д.). В неразвитом организме науки так дело и об­стоит. Но недостаточность такого членения по мере про­гресса науки обнаруживается уже в необычайной и ката­строфически растущей дробности, мозаичности областей науки. Она обнаруживается также в сложном переплете­нии различных научных дисциплин, в результате чего ста­новится совершенно невозможным провести сколькони­ будь удовлетворительные границы между такого рода «звеньями».

Если же наука представляет собой систему обществен­ной деятельности по производству знаний, то, конечно, подход к ее структурному анализу должен быть принци­пиально иным. Он должен исходить не из сортировки и классификации наличного знания, а из самого процесса его получения. Иначе говоря, структурными звеньями си­стемы науки явятся в таком случае сами этапы производ­ства научных знаний. Кроме того, поскольку наука лишь одна из форм общественного производства, то ее структур­ный анализ должен основываться на генетических взаи­мосвязях с прочими системами производства, и прежде всего с системой материального производства.

Результат научной деятельности общества — знание (научная информация), будучи произведено, принимает участие в качестве своеобразного и чрезвычайно важного компонента в другом производстве — производстве мате­риальных благ. Прекращение постоянного притока новой научной информации означало бы в конечном счете и прекращение расширенного воспроизводства материальных благ, остановку в развитии техники.

Между созданием нового знания (наука) и созданием нового продукта на основе этого знания (материальное производство) не существует той резкой границы, к ко­торой по традиции и инерции тяготеет наше мышление. Научная деятельность вместе с материально-производственной базой образует ныне в общем и целом единую цепь, единый процесс, охватывающий возникновение, раз­витие и движение знания к своему материальному воплощению.

Когда материальное производство берет на воору­жение новое научное знание (в форме разработок, проек­тов или экспериментальной модели) и на его основе со­вершенствует свою технологию либо осваивает выпуск новой продукции, то оно сплошь и рядом продолжает то дело, которое было начато в отраслевом научно-исследова­тельском институте. В свою очередь, этот институт создает свои разработки в значительной мере на базе изысканий в области «чистой» теории.

Процесс производства каждого нового продукта, новых технических средств начинается не в цехах заводов и фабрик, а в кабинетах ученых и в лабораториях исследо­вателей. Прежде чем вещь будет произведена реально, она должна быть так или иначе произведена идеально. На пути от «идеального» возникновения продукта к «реаль­ному» расположены различные звенья цепи, имеют место разные виды деятельности. Каковы эти звенья?

В зарубежных изданиях по проблемам организации на­учно-исследовательской деятельности принято вычленять:

• фундаментальные исследования,
• прикладные иссле­дования,
• опытно-конструкторские разработки,
• про­изводственные исследования.

При этом под фундаменталь­ными исследованиями понимается теоретическая деятель­ность лишь в области точных наук. Исследования в обла­сти философии, общественных наук вообще игнорируются. Такая точка зрения типична для позитивистского мышле­ния, противопоставляющего «науку» (т. е. естествозна­ние) «метанауке». К тому же возникает вопрос: а каковы непосредственные предпосылки самих фундаментальных исследований?

Такими предпосылками, очевидно, яв­ляются (если оставаться в рамках сферы научного творчества) помимо уже накопленных конкретных научных знаний определенное мировоззрение и методология, ко­торыми ученый — вольно или невольно, сознательно или бессознательно — руководствуется в своей исследователь­ской деятельности. Мне думается, их необходимо выделить в особое звено.

Имеется и еще более общая предпосылка научного творчества, которая заключается в «дологической» работе воображения. С нее, по-видимому, и следует начать харак­теристику структурных звеньев пути от науки к производ­ству.

«Дологические» предпосылки исследования. Сюда отно­сятся в ряде случаев художественно-образная деятель­ность мышления и всегда — воображение, интуиция, которые, как свидетельствует история великих открытий, служат импульсом научного творчества. Если, как уже го­ворилось, процесс производства нового продукта и нового технологического метода имеет своей предпосылкой вы­работку новой научной идеи, то, в свою очередь, эта идея имеет исток в «дологической» работе мышления ученого.

Резюмируя свои рассуждения о роли воображения и ин­туиции в научном познании, великий французский физик современности Луи де Бройль справедливо отметил то «поразительное противоречие», что «человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять свои наиболее замечатель­ные завоевания лишь путем опасных, внезапных скачков ума, когда появляются способности, освобожденные от тя­желых оков строгого рассуждения, которые называют во­ображением, интуицией, остроумием».

Это именно пред­посылка научно-исследовательской деятельности, но еще не сама наука.
Методология и мировоззрение, будучи также предпо­сылкой конкретно-научного исследования, представляют собой в то же время область производства духовных средств производства в науке, т. е. методов и приемов мышления, методов и приемов научного познания (вклю­чая специальную методологию конкретных наук).

Эту сферу обслуживают преимущественно философия и науч­ные дисциплины, возникающие на стыке философских и конкретных наук (например, математическая логика, не­которые разделы кибернетики). Затем следуют фундаментальные исследования, т. е. выработка таких гипотез, концепций, теорий в конкретных областях научной деятельности, которые могут в конеч­ ном итоге послужить основой для создания новых, а также для усовершенствования существующих изделий, материалов и технологических процессов.

Такое целеполагание на данной стадии не носит определенного характера. Субъек­тивно его может и вообще не быть. Производя фундамен­тальные исследования, ученый зачастую совершенно не представляет себе, какие именно практические примене­ния получат их результаты и когда.

Вопрос о практическом использований таких резуль­татов обретает некоторую определенность на стадии при­кладных исследований. Последние направлены на выявле­ние путей и способов применения познанных законов и яв­лений природы для целей производства и характеризуются более или менее высокой степенью уверенности в успехе заранее запланированных и ведущихся в определенном аспекте работ.

Следующее звено характеризуемого нами процесса — опытно-конструкторские разработки. Здесь результаты, по­лученные в прикладных исследованиях, подвергаются дальнейшей разработке с целью конструирования, испыта­ния и усовершенствования технических устройств, новых технологических процессов и т. д. Иными словами, на этой стадии начинается внедрение научных достижений в про­изводство.

Кончается ли на этом научно-исследовательский про­цесс? Оказывается, нет. Даже после того, как новое изделие вступило в стадию массового производства (или новая технология уже внедрена и т. д.), оно нуждается в заботе исследовательской, так сказать, «материнской» организации. Последняя должна принимать определенное участие в проведении дополнительных, производствен­ных исследований, которые обычно делятся на три кате­гории:

• исследование новых производственных методов в действии;
• исследование методов стандартизации и контроля качества продукции;
• исследования, связанные с устранением узких мест в производстве, с необходимо­стью сложного ремонта, отработки и совершенствования техники в процессе ее эксплуатации.

Но и после того, как научное достижение окончательно внедрено в производство, новый вид продукции, новая тех­нология и т. д. нередко продолжают быть объектом даль­нейшего совершенствования со стороны заводских рацио­нализаторов и изобретателей.

Цепь исследовательской деятельности, следовательно, должна включать также изобретательскую и рационализаторскую деятельность, кото­рая ныне постепенно теряет свой кустарный характер, становится массовой, организованной, осуществляется все чаще на основе научного подхода к делу образованными кадрами квалифицированных рабочих, служащих, инже­неров. Наконец, замыкающим структурным звеном цепи, связывающей науку с производством, является собственно производственная деятельность.

Все звенья цепи могут быть подразделены на два боль­ших класса: поисковые исследования (включая дологиче­ские предпосылки, методологию и фундаментальные исследования) и технические исследования, охватывающие остальные звенья, вплоть до производственной деятельно­сти.

В узком смысле слова собственно научная деятель­ность заключается преимущественно в поисковых иссле­дованиях, однако резкой границы провести здесь нельзя, так как на стадии технических исследований производится отнюдь не только обработка уже полученных теорий, но и ведется поиск новых научных знаний. Технические ис­следования — это промежуточное явление между собст­венно научной и собственно производственной деятельно­стью со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Еще раз хочу отметить, что принцип, которому мы сле­довали при вычленении структурных звеньев цепи, свя­зывающей науку с производством, отнюдь не основывается на традиционном членении научных дисциплин, областей знания. Исследовательская деятельность в сфере каждой науки имеет свои верхние и нижние этажи, свои поиско­вые и технические области. Здесь неприменимо и деле­ние на естественные и общественные науки.

В той мере, в какой последние начинают сегодня оказывать воздей­ствие на материальное производство (конкретно-социоло­гические исследования, экономико-математические модели, экономические эксперименты, техническая эстетика, инже­нерная психология и т. д.), они также включаются в рас­смотренную нами цепь.

В ряде случаев один и тот же ученый в ходе работы над проблемой выступает и как своего рода «художник» (используя фантазию, воображе­ ние), и как «методолог», и как «прикладник» (занимаясь вопросами практического приложения сделанного науч­ного открытия), и как экспериментатор-производственник (испытывая и рационализируя предметное воплощение своей мысли). К такому типу универсалов приближался, например, Энрико Ферми, который, будучи теоретиком- первооткрывателем в области атомной физики, довел свое открытие до практического применения, построив первый атомный реактор.

Последовательность структурных звеньев, хотя в прин­ципе и соответствует последовательности, в которой реа­лизуется научная мысль, не всегда точно с ней совпадает,. Интуиция и воображение необходимы на всех этапах ис­следовательской работы, методология в той или иной мере также играет свою роль во всех нижерасположенных звеньях. Формулируя общий принцип, можно сказать, что каждое из высших звеньев исследовательской деятельности повторяется в снятом виде в каждом из нижерасполо­женных звеньев.

Поэтому критерием при вычленении структурных звеньев выступает не последовательность возникновения и реализации научной мысли, а степень ее общности и степень удаленности от своего окончательного воплоще­ния, от собственно производственной деятельности. Опыт­ но-конструкторские разработки по отношению к приклад­ным исследованиям и эти последние по отношению к фун­даментальным соотносятся как часть и целое.

Конкрет­ное техническое воплощение теоретического принципа ни­когда не исчерпывает всего этого принципа. Атомная бомба лишь одно из бесчисленных «частных» приложений атомной физики. Очевидно, можно говорить о вполне определенной — обратно пропорциональной — зависимости между сте­пенью общности и степенью точности научной продукции.

«Дологические» предпосылки исследования, представляю­щие исток всей цепи взаимосвязи науки и производства, содержат минимум научной точности, ибо здесь решение проблемы еще даже не сформулировано, оно проступает неясным образом только в воображении, в виде смутного, интуитивного представления о новом явлении.

Выработка методологических принципов познания, представляющих собой «сливки» теоретического мышления, требует макси­мальной логики и четкости, но плохо поддается формали­зации. Фундаментальные теоретические достижения в ве­дущих научных дисциплинах строго обоснованы матема­тически и экспериментально, хотя и охватывают более ограниченный круг действительности по сравнению с ми­ровоззренческими представлениями. Этот круг сужается до вполне определенной технической конструкции на ста­дии опытно-конструкторских разработок.

Интересно отметить, что степень точности получает свое вполне реальное выражение в степени вероятности получения положительного результата. В соответствии с ориентировочными подсчетами, вероятность получения положительного результата на стадии фундаментальных исследований составляет 5—10%, на стадии прикладных исследований эта вероятность сразу возрастает до 85— 90%, а на стадии разработок она равняется 95—97%.

Совершенно очевидно, что описанная цепь структурных звеньев не исчерпывает собой всей науки, она характери­зует только ту часть науки (на сегодняшний день она ли­дирующая и определяющая), которая ориентирована на вещественный элемент производства — технику. Речь шла о науке как потенциальной технике. Но наука, как уже говорилось, не замыкается только на технику, она замыкается и на человека, выступая в качестве науки, ориентированной на личность.

Каковы звенья цепи, связывающей науку с человеком? Верхние звенья остаются теми же (дологическое, методо­логическое, фундаментальное). В их содержании, однако, на первое место выходят те аспекты, которые направлены на развитие интеллекта человека, культуры его мышле­ния. Чтобы быть усвоенными человеком в процессе обу­чения, знания, выработанные в верхних звеньях исследо­вательской деятельности, должны пройти соответствую­щую обработку, превратиться в учебный материал.

Эта обработка применительно к нуждам сферы образования составляет содержание посредствующих звеньев, анало­гичных прикладным исследованиям и разработкам. В свою очередь, накопленные результаты нижних звеньев иссле­довательской деятельности также перерабатываются и включаются в процесс обучения и подготовки кадров в ка­честве технических наук, инженерных и организационно- управленческих знаний, передового опыта рационализато­ров и изобретателей и т. д.

Посредствующими звеньями между собственно науч­ной деятельностью (поисковые исследования) и массами трудящихся служат: система образования, производствен­ное обучение, сеть партийно-политического просвещения, народные университеты и пр.
Следует отметить, что структурные звенья цепи «нау­ка — человек» менее развиты, чем структурные звенья цепи «наука — техника», и образуют менее четкую в логи­ческом отношении картину. Поэтому дальнейший анализ взаимодействия науки и производства мы ограничим здесь лишь технической стороной.

Выделение структурных звеньев в цепи, идущей от соб­ственно научной деятельности к технико-производствен­ной, имеет существенное методологическое значение. Оно необходимо, как это будет видно ниже, при анализе вопро­сов о производительной роли научного труда (см. очерк восьмой), о критерии эффективности исследовательской деятельности (см. очерк девятый), о рациональном управ­лении наукой (см. очерк тринадцатый) и организации исследовательского труда, о взаимоотношении науки и искус­ства (см. очерк семнадцатый). Членение системы научно- исследовательской деятельности на структурные звенья позволяет также глубже понять исторический генезис взаимосвязи науки с техникой, с производством, уяснить логику возникновения и реализации научной мысли.

Активно дискутируемая в нашей литературе проблема взаимодействия науки и производства требует для своего решения конкретного подхода, т. е. анализа того, как взаи­модействует с материальным производством и техникой на различных этапах своего развития не «наука вообще», а те или иные ее структурные звенья.

Один из возможных пу­тей подобного анализа отражен в следующем графике, ко­торый, хотя и огрубляет действительный процесс (как и всякая схема), но тем не менее дает известное представ­ление об общей картине исторической и логической взаи­мосвязи науки с техникой и производством. Временные отрезки: «А» — время возникновения классового обще­ства, «Б» — первая индустриальная революция, «С» — на­стоящее время.

Мы видим, что между верхними этажами науки и ма­териально-производственной деятельностью существовал вплоть до периода первой индустриальной революции раз­рыв (постепенно сокращающийся): средние звенья, как правило, отсутствовали в общей цепи. Связь между нау­кой и материальным производством хотя и имела место, но носила в значительной мере случайный и эпизодический характер, что получило отражение на графике в виде пунк­тирных линий.

На заре человеческого общества создавались лишь предпосылки науки (преднаука) в форме туманных, мифо­логизированных представлений о мире. С другой стороны, производственная деятельность первобытного человека протекала на чисто эмпирическом уровне. Однако уже тогда возникают две направленные навстречу друг другу тенденции: к производственному приложению имевшихся общих знаний о мире (линия от науки к технике) и к теоретическому обобщению накопленных приемов и про­изводственного опыта (линия от техники к науке).

Эта последняя линия достигает к периоду возникновения клас­сового общества этажа изобретательской и «рационализа­торской» деятельности ремесленников, мастеров, умель­цев (что не исключает, конечно, элементов изобретатель­ства в предыдущую эпоху). Затем технические потребно­сти начинают обусловливать появление все более высоких этажей исследовательской деятельности: развитие идет от стихийного, эмпирическою технического творчества к сознательному изобретательству, к конструированию и проектированию новой техники (опытно-конструкторские разработки и прикладные исследования).

После первой индустриальной революции намечается выход «снизу» (от техники) даже к фундаментальным ис­следованиям. Например, необходимость совершенствова­ния паровых двигателей стимулировала, как известно, теоретические работы по термодинамике. Новая техника побуждает к росту целые отрасли науки все более высо­кой степени общности.

Так, потребности полупроводнико­вой и электронной техники породили проблему исследования ряда новых физических и химических законо­мерностей. Если в свое время изобретение микроскопа способствовало возникновению микробиологии, цитологии, гистологии, то электронный микроскоп способствовал воз­никновению молекулярной биологии.

«Требования новой техники вызвали широкое изучение редких и рассеянных металлов и их сплавов. Требования атомной и полупро­водниковой техники заставили подняться на невиданную высоту аналитическую химию. Требования скоростной об­работки твердых материалов обусловили успешно завер­шившиеся работы по синтезу алмаза».

В современных условиях потребности новой техники и материального производства начинают вызывать исследования и на уров­не методологического, мировоззренческого звена (некото­рые направления в социологии и логике, «философия тех­ники», философские проблемы кибернетики и т. д.); тем не менее главное и непосредственное свое воздействие тех­ника оказывает все же на нижние структурные звенья ис­следовательской деятельности.

С другой стороны, рассматривая линию от науки к тех­нике, мы видим, что запросы самой науки объективно ве­дут ко все более непосредственной связи ее с производст­вом. С возникновением классового общества формируется философия (методологическое, мировоззренческое звено) с зачатками математики и астрономии.

Со времен Галилея, Ньютона и Лейбница создается уже звено фундаменталь­ных исследований и намечается явная тенденция к появле­нию все более близких к технике и производству звеньев. Начинают находить практическое применение в техниче­ских конструкциях результаты, добытые механикой, ря­дом разделов физики и химии.

Сращение науки и производства, возникшее в период первой индустриальной революции, выражается в уси­ливающемся взаимопроникновении обеих тенденций — от техники к науке и от науки к технике. Наука на уровне фундаментального структурного звена ставит и решает та­кие проблемы, которые на первый взгляд никак не свя­заны с материальным производством, далеки от него, но в конечном итоге открывают принципиально новые пути для техники и народного хозяйства. Таковы, например, ядерная физика, физика плазмы, теоретические разделы ки­бернетики, математическая теория игр и т. д. и т. п.

В связи со сказанным необходим пересмотр застывших представлений о том, что наука всегда лишь следует за ма­териальным производством. Дело нередко представляют таким образом: материальное производство дает науке «со­циальный заказ», а последняя его послушно исполняет. Но действительно ли отношения между наукой и техникой уподобляются только отношениям между тем, кто ставит задачи, и тем, кто их решает? Если так, то нужно сдать в архив марксистское положение об относительной само­стоятельности развития идей, знаний.

В самом деле. Является ли, скажем, создание геометрии Лобачевского, теории относительности,, квантовой теории и т. д. решением задач, непосредственно поставленных техникой, или потребностями материального производства? Трудно ответить на этот вопрос положительно, не рискуя впасть в вульгаризаторство. Но можно утверждать с пол­ной определенностью, что каждое из этих научных дости­жений дало (или даст) могучий толчок техническому про­грессу.

Уже из сказанного ясно, что взаимодействие науки и техники, науки и производства не укладывается в схема­тические рамки жесткой причинно-следственной связи. Развитие науки определяется и стимулируется не только потребностями технического прогресса, но и потребно­стями, возникающими в других областях человеческой практики. Влияние технических запросов на научную дея­тельность может быть непосредственным и опосредованным, различным по силе и интенсивности, и в то же время сама техника находится под все более возрастающим влия­нием научных достижений и методов.

При этом учет со­циально-экономических и технических потребностей, яв­ляющихся стимулами научного прогресса, все же еще не даст возможности объяснить, почему то или иное фундаментальное теоретическое открытие было сделано именно в данное, а не в иное время, почему оно совершилось вслед за определенными открытиями в данной и в других обла­стях, а не предшествовало им. Здесь необходимо иметь в виду также внутреннюю логику развития науки, которая не сводится к социально-экономическим факторам и обла­дает относительной самостоятельностью.

Эта самостоя­тельность, в частности, проявляется в кумулятивном ха­рактере развития науки. Каждое новое теоретическое положение рождается не только как следствие открытия новых фактов, но и как логический вывод из уже накоп­ленного знания, как следствие саморазвития и эволюции предшествовавшей теоретической мысли, как следствие обобщения и переосмысления уже имевшегося знания.

Существует, таким образом, не только отношение «нау­ка — материальное производство», но и отношение «нау­ка — накопленное знание». Открытый Ф. Энгельсом за­кон, согласно которому наука движется вперед пропорцио­нально массе знаний, унаследованных от предшествующих поколений, служит лишь одной из форм выражения этого второго отношения, внутренней логики развития науки.

Когда стремятся доказать жесткую детерминирован­ность науки техникой, ссылаются на известное положение Ф. Энгельса о том, что если техника в значительной сте­пени зависит от состояния науки, то в гораздо большей степени наука зависит от состояния и потребностей техники, что техническая потребность продвигает науку впе­ред больше, чем десяток университетов. Однако вряд ли можно данную мысль без оговорок переносить на современную ситуацию. Ныне университеты отнюдь не пред­ставляют собой тех оторванных от жизни учебных и науч­ных заведений, которые имел в виду Энгельс.

Научная деятельность университетских коллективов (не говоря уже о деятельности научно-исследовательских организаций во­обще) имеет огромное и притом быстро возрастающее зна­чение для технического прогресса. Стимулируясь потреб­ностями общественной практики, наука теперь сама, как одна из форм общественной деятельности, в известной мере формирует общественные потребности.

В XVIII—XIX вв. развитие техники могло обгонять развитие науки. В то время опытно-конструкторские раз­работки и прикладные исследования, обусловленные тех­ническими потребностями, играли большую роль по срав­нению с собственно теоретическими областями естество­знания, нежели сейчас.

Технический прогресс в меньшей мере зависел от фундаментальных (не говоря уже о ме­тодологических) исследований, чем ныне. Эти исследова­ния, хотя и имели немалое значение для науки, приводили к практическим результатам в производстве лишь по ис­течении десятилетий, даже столетий. Положение в корне меняется в наше время.

Теперь фундаментальные исследо­вания все чаще и во все более короткие сроки получают широкое производственное применение. Само же развитие фундаментальных исследований обусловливается уже не только и в ряде случаев даже не столько внешними об­стоятельствами, связанными с техникой, сколько внут­ренней логикой развития науки (которая, конечно, соответствует в общем и целом логике развития общественной практики вообще).

Упрощенному представлению, что «техника ставит пе­реднаукой новые задачи, а наука их выполняет», родствен также и другой довольно распространенный тезис, что тех­ника «порождает науку». Б. М. Кедров, например, утвер­ждает, что в начале исторического развития человеческого общества техника «включает в себя зачатки будущего на­учного знания»,что хотя наука в этот период еще не воз­никла, но уже «определилась потребность в ней со стороны техники». Начиная с эпохи Возрождения, по его мнению, относительно таких областей, как физика, химия, биология, геология, можно сказать, что «техника породила науку»

Конечно, некоторые прикладные области физики, хи­мии, геологии, как показывает история, порождались по­требностями технического прогресса, обусловливались им. Но правомерно ли распространять подобного рода зависи­мость производственных и прикладных исследований от техники, которая не вызывает сомнений, на всю физику и химию, а тем более на всю науку? Думается, что де­лать это — значит игнорировать собственную логику раз­вития науки.

Преднаука (древнейшее представление о мире), а также античное и средневековое научное знание отнюдь не было включено в технику и не порождалось ею. Не были включены в технику и такие исторические предпо­сылки науки, как мыслительная целеполагающая дея­тельность человека в трудовом акте, его идеальное пред­восхищение, а также эмпирически накопленный и обоб­щенный трудовой опыт.

Зачатки теоретической, мыслительной деятельности человека хотя и развиваются главным образом в трудовой деятельности, но не сводятся к ней как к своему единст­венному исходному пункту. Их предпосылкой служит так­же, как мы видели в предыдущем очерке, высокая психическая организация предчеловека.

Если линия, идущая от потребностей техники к науке, стимулирует преимущественно прикладные исследования и разработки уже созданных фундаментальных теорий, если она дает возможность реформировать производство, его существующий технологический базис, то линия, иду­щая от потребностей и достижений науки к технике, по­зволяет создавать принципиально новые технические кон­струкции и методы, позволяет революционизировать про­изводство. Она становится ныне ведущей, определяющей научно-технический прогресс. На это справедливо обра­щает внимание Б. М. Кедров, отмечая, что «теперь наука идет впереди технического прогресса, возглавляет его».

Взаимопроникновение науки и производства находит свое выражение и в том факте, что сейчас все чаще ис­следовательские лаборатории перемещаются на предприя­тия, а последние так или иначе начинают служить науч­ным целям. Производство, иными словами, вторгается в сферу науки, становясь ее экспериментальной базой. Это вторжение осуществляется также путем оснащения науч­но-исследовательских центров уже не просто приборами, а целой системой производственных установок и машин.

В науке теперь заняты представители чуть ли не всех ка­тегорий трудящихся промышленности — от малоквалифицированных рабочих до инженерного персонала. Крупней­шие научно-экспериментальные центры, вроде Дубны, Обнинска, Новосибирского академгородка и т. д., являются одним из прообразов того соединения науки и техники в масштабах всего общества, которое будет типично для более или менее отдаленного будущего.

Само производство не может уже развиваться только от одного более или менее случайного изобретения и нов­шества к другому, оно постоянно испытывает революцио­низирующее воздействие новых научных идей и вынуж­дено постоянно применять их практические разработки, ведущие к коренному изменению и совершенствованию технических средств, технологии, конструкционных орга­низаций труда и т. д.

Даже земледелие имеет тенденцию превратиться в «применение науки о материальном обмене веществ,— как наиболее выгодно для всего общественного тела регулировать этот обмен веществ». Материальное производство, целиком пронизанное наукой, станет, по су­ществу, гигантской научной лабораторией.

Именно по мере сращения науки с производством будет происходить и дальнейшее включение техники, а затем и всего автома­тизированного комплекса, предназначенного для изготов­ления материальных и культурных благ, в систему науч­ной деятельности. Это соответствует имманентным процес­сам в самой производственной сфере, процессам, которые все более дают себя знать с прогрессом автоматизации, в частности изменению во взаимоотношении умственного и физического, творческого и нетворческого труда.

Эту тенденцию, пробивающую себе путь во взаимоот­ношениях между наукой и материальным производством, в свое время отметил К. Маркс, охарактеризовав производ­ ство как экспериментальную науку, материально-творче­ скую и предметно-воплощенную науку .

В порядке далекого прогноза можно предположить, что если со временем наука включит в себя не только технику эксперимента, как было до сих пор, но и технику производственную, то при этом опосредующие структурные звенья между верхними этажами науки и техникой станут, очевидно, упрощаться, так что даже абстрактно-теорети­ческие исследования будут непосредственнее и быстрее применяться на практике, принимать технически опредме-ченную форму.