Врезка Травицкий Э. Бродяжки

Мы отворачиваемся, когда они жалостливыми голосами просят рубль на <хлебушек>. Равнодушно проходим мимо, когда они, сбившись в стайку, по очереди опускают голову в кулёк с ацетоном.
Мы, озабоченные собственными проблемами, не замечаем их.

Между тем, по некоторым данным, сегодня безнадзорных детей больше, чем в годы гражданской войны. Конечно, наша власть кое-что делает, чтобы повлиять на ситуацию.

Одной из мер в областном центре является ежемесячный рейд <Бродяжка>, во время проведения которого безнадзорные дети изымаются с улиц и отправляются в приюты и детские дома. Но велика ли эффективность таких рейдов?

Тесная комнатёнка в опорном пункте милиции на Центральном рынке заполнена народом так, что и шагу ступить некуда. Приведённые дети ведут себя по-разному.

Одни испуганно жмутся по углам, зыркая глазёнками, другие, развалившись на скамейках, чему-то смеются. В числе последних – три смугленькие девочки лет тринадцати-пятнадцати. Их взяли на рынке, когда они продавали самсу и чай.

– Почему нас задержали? – довольно нагло спрашивает самая старшая из них у милиционера.

– По закону вы не имеете право торговать. Малы ещё. Сами откуда приехали?

– Из Киргизии. – А регистрация у вас имеется?

– Мы же маленькие, – пожимает плечами девочка. – Нам регистрация не нужна.

Одну из девчушек посылают за родителями. Если у них в документах не окажется штампа о регистрации на территории России, то детей отправят в приют, а родителей – в спецприёмник.

Тем временем внимание милиционера привлекает мальчуган с мутными глазами, который прячет лицо в воротник куртки.

– Давай сюда, – протягивает руку милиционер.

– Да нет ничего у меня!

После небольшого диалога из куртки извлекается зелёная пластмассовая бутылка с прозрачной жидкостью, которая издаёт резкий запах. Чистейший ацетон.

Милиционер заводит в помещение ещё двоих оборванных мальчиков лет двенадцати.
– У входа на рынок клей нюхали, – говорит он. – Но клей я не успел забрать – выкинули, как меня увидели.

Один из парнишек садится на скамейку, другой забивается в угол, спрятав лицо в воротник куртки.

После предварительного допроса с детьми начинает работать психолог. Его задача: установить личность ребенка, выяснить причины, почему он появился на улице и определить его дальнейшую судьбу. Если у ребёнка не окажется родителей, то его либо направят в один из пяти городских центров социальной реабилитации, либо в областной центр социальной адаптации.

– Наша главная цель: убедить ребёнка, что в приюте его ждёт тёплая постель и четырёхразовое питание, – говорит инспектор подразделения по делам несовершеннолетних УВД Перми Елена Бессонова. – И это бывает весьма эффективно. Но, к сожалению, очень много подростков, которые, сколько их ни лови, всё равно будут убегать. Для них улица перевешивает все блага.

– На сегодняшний день <в бегах> тридцать два воспитанника центров социальной адаптации, – продолжает начальник отдела социализации комитета по образованию и науке администрации города Перми Мария Дунаева. – Кроме этого, в Перми четыреста семьдесят один ученик не посещает школу. Чтобы выловить их, каждый месяц проводится общегородская акция <Бродяжка>. В ней принимают участие психологи, наркологи, представители отдела социальной защиты, городской администрации и другие специалисты.

Между тем подростки продолжают прибывать.

– Чё мы сделали, чё нас сюда привели? – возмущаются трое парнишек в грязной рваной одежде.

– Нюхали сегодня что-нибудь? – спрашивает Елена Бессонова.

Двое начинают мяться, третий утвердительно кивает.

– Ты чё? – тыкает его в бок самый здоровый, судя по всему главарь. – Взял, сдал нас!

Тут же он начинает плакать, вытирая слёзы грязным кулаком:

– Я домой шёл, к маме. Отпустите меня.

– Натурально ревёт, – говорит мне Елена Бессонова. – Прямо как профессиональный актёр. Тот, кто его не знает, может и поверить. На самом деле ни к какой маме он не шёл. И он, и двое его приятелей – из центра социальной адаптации. Они уже не первый раз сбегают.

– У нас тоже проблема с воспитанниками, которые постоянно убегают, – рассказывает Алексей Пьянков, директор специальной школы-интерната N 126. – И ничего с ними поделать невозможно. Воспитатели их чуть не за руку водят до класса.

А они пойдут в туалет и там в окно вылезают. Синдром дромомании – бродяжничества, слышали о таком? Этому синдрому особенно подвержены те подростки, которых впервые приводят в приют в тринадцать-пятнадцать лет. Они уже настолько привыкают бродяжничать, что практически невозможно отбить у них тягу к улице.

…Операция подходит к концу. Всего на рынке и прирыночной площади было задержано пятнадцать детей. Одних направляют домой к родителям, других – в центры социальной адаптации. За киргизками приходят родители. С документами у них, оказывается, всё в порядке. Споро собрав лотки с самсой, девочки уходят.

– Давай быстрее, – торопят они друг друга. – Может, успеем ещё что-то продать.

Когда помещение пустеет, иду к выходу вместе с милиционером, который силой тащит упирающегося мальчика.

– Не пойду в приют!!! – истерично вопит он. – Не надо!!! Отпустите меня!!!

– Ты мужик или нет? – спрашивает милиционер. – Чего боишься?

– Не пойдууу!!!

Через час он, как и другие пойманные сегодня дети, окажется в приюте. Интересно, сколько он там пробудет? День? Два? Неделю? А потом – распахнутое окно в туалете, и пьянящий запах улицы. И так будет продолжаться из месяца в месяц, из года в год.

Время от времени его будут ловить и вновь отправлять в приют. И так до тех пор, пока мальчик не станет совершеннолетним. А что потом?

Размышляя, подхожу к хлебному киоску. И только засовываю руку в карман за деньгами, как слышу за спиной жалостливый голосок:

– Дяденька, дайте рубль на хлебушек.

Ведя бродячий образ жизни, дети быстро приспосабливаются к нему и попадают в своего рода психологическую зависимость от уличной “свободы”. Побыв недельку в комфортных условиях приюта, отмытые и отъевшиеся, они уходят снова на улицу к помойкам, к грязи, к боли, к смерти.

Дети, прожившие на московских вокзалах более двух лет, меняются неузнаваемо: попрошайничают, воруют, пробуют все – от табака и водки до клея и анаши. С ними произошла повторная социализация, или, правильнее сказать, ресоциализацию.

Она стирает прежнюю личность ребенка и формирует новую, которую вряд ли угадают родители. Сотрудники одного из тюменских приютов рассказали о девятилетнем мальчике, который поступил к ним истерзанным, изнасилованным.

Его отмыли, подлечили. Через неделю этот пацан побежал на рынок, туда, где его за деньги насиловали и мучили. Как по-другому жить, он не знал.

Беспризорность неизбежно сопутствуют тяжёлые социальные последствия: рост правонарушений, преступность несовершеннолетних, детская проституция, алкоголизм, наркомания. Беспризорные дети не включены в систему ценностей общества, они становятся лишь наблюдателями чужой жизни.

Постоянный страх перед окружающей средой в свою очередь порождает в детях агрессивность, стремление найти защиту в группах (шайках, бандах и т.п.), где дети также часто подвергаются эксплуатации (в т.ч. сексуальной), втягиваются в преступный бизнес.

Беспризорные дети отличались от своих сверстников из нормальных семей более сильным инстинктом самосохранения, повышенной возбудимостью, привычками к наркотикам, алкоголю и т.п., некоторые из них преждевременно начинали половую жизнь.

Беспризорник рано включается в жестокую уличную борьбу, при отсутствии воспитывающей помощи взрослых и нормальной детской среды. У беспризорных очень развит инстинкт самосохранения, что не наблюдается у других детей.

Выражена эмоциональная возбудимость, которая часто развивает привычку к искусственным возбуждениям: наркотикам, алкоголю, азартным играм. Чувственные элементы половой жизни пробуждаются раньше обычного.

Наблюдаются авантюристические устремления, взращиваемые уличной жизнью, что резко увеличивает трудовую неустойчивость и недисциплинированность. Люди шарахаются от них, брезгливо отворачиваются, бояться: голодные дети иной раз агрессивны, бесцеремонны, жестоки.

И только единицы видят в них не озлобившихся волчат, а детей: ущемленных, обиженных, брошенных на произвол судьбы на улицу, которая своими хваткими когтями затягивает беспризорников в свои сети.

Опасны не беспризорники – это просто дети, как правило, из неблагополучных семей. Вот стандартная судьба: мальчик из Казахстана, папа запил, мама бросает отца и переезжает с сыном в Петербург, где выходит замуж.

В итоге ребенок оказался лишним. Опасна криминальная среда, в которую они попадают. Ежегодно милиция регистрирует около 17 тысяч заявлений по поводу исчезновения детей: более 92% беглецов находят.

Это как раз и есть безнадзорные и беспризорные дети. Родители многих пьют, бьют, не работают. Но существуют и другие мнения. Найти удается лишь ничтожную часть пропавших. Если до 1992 г. пропадал ребенок, то буквально на следующий, я подчеркиваю, уже на следующий день его искали три системы: социальная служба, школа и инспекция по делам несовершеннолетних.

В настоящее время, по официальным данным, у нас в стране ежегодно пропадает 60-70 тысяч человек, и добрая половина из них – это дети.